Каждая секунда задержки ухудшает положение. Неужели они думают, что Эйдриан состоит из невозмутимого мужества? Или они думают так о ней?
– Мы собираемся попробовать кое-что, виденное мной в Вене. Это может нам пригодиться. – Грей наклонился к юноше. – Эйдриан, просто расслабься и слушай меня. Это для начала. Слушай, что я тебе говорю.
Видимо, ей придется ждать, пока все кончится. Она вызвала из памяти расположение кровеносных сосудов в груди. Они проходили так… и так. Если повезет, она их не затронет.
Память – ее великий дар. Любая прочитанная страница, улица, которую она перешла, лицо в толпе – все это возвращалось к ней по первому ее требованию. Другие люди забывали. Она – нет. Вот почему Вобан отдал ей планы Альбиона в маленькой гостинице Брюгге. Она вносила их в свою память и, прочтя, сжигала каждую страницу. Вот почему Маман повсюду возила ее с собой, даже когда она была ребенком. Ее голова набита секретами многих государств.
К счастью, ее память содержала и анатомические карты. Верхняя часть груди далеко не худшее место, если пуля не глубоко, а так и должно быть, раз Эйдриан еще жив.
Грей упорно вел свою необходимую беседу. Анник не обращала внимания, ее это не касалось и было очень скучным.
– Давай испробуем это и посмотрим, как у нас получается. Начать легко. Ты дышишь медленно и слушаешь, что я говорю.
– Выглядит глупо, – сказал Эйдриан. – Я попытаюсь. Но чувствую себя идиотом.
– Ты не делаешь ничего глупого, Хокер. Лишь то, что хочешь делать. Ты за старшего. Я здесь, чтобы помочь тебе в том, что ты делаешь. Ты лежишь тут и чувствуешь свое дыхание. Вот как ты делаешь. Вдох, выдох. Сейчас вдох, теперь выдох. Ты чувствуешь свое дыхание. Это все твои ощущения.
Грей скучно повторялся, и у нее сложилось не очень высокое мнение о его ораторских способностях. Она перестала думать о кровеносных сосудах, отдавшись течению своих мыслей.
– Твои глаза устали от этого солнечного света. Ты можешь закрыть их. – Найдя другой предмет для смехотворной монотонности, Грей продолжал бубнить.
Потом Анник поняла, что кто-то трясет ее. Грей.
– Да. Вы. Проснитесь, Анник. Вот так. Откройте глаза. Вы прекрасно себя чувствуете, Анник, и вы окончательно проснулись.
Кажется, она задремала.
– Конечно, я проснулась. – Ноги совсем онемели. – Я отдыхаю, пока вы без конца болтаете. – Она не могла скрыть сарказма. – У меня была трудная ночь.
– Вы хорошо поддаетесь внушению, – сказал Грей, не обращая внимания на ее тон. – А Эйдриан – нет. Я видел пару раз, как это делали в Вене, хотя сам не пытался. Тот человек использует это в хирургии. Будем надеяться, что это сработает.
– Вы уже закончили с ним разговор?
– Я продолжу. Вы не обращайте внимания на то, что я говорю, делайте, что должны. Просто игнорируйте меня. Я не хочу, чтобы вы опять заснули.
– Тогда держите его.
Она показала, какое положение ей требуется. Дойл держал его руку и плечо. Грей навалился всем телом с другой стороны, постоянно бормоча Эйдриану о том, что боль далеко, на другом конце стены. Непонятная чепуха.
– Не позволяйте ему двигаться.
Она доверила им эту работу и больше не думала об этом. Прежде всего нельзя думать об Эйдриане. Под ее руками кожа, мышцы, кости. Не Эйдриан. Ей потребовалась минута, чтобы изучить пальцами нужный участок. Хорошо. Маленький бугорок. Это пуля. Им невероятно повезло: она была неглубоко, под ключицей, у второго ребра. Входное отверстие странно отклонено, как будто в Эйдриана выстрелили снизу. Поэтому свинец не попал в легкое, Пациент лежал спокойно. Не расслабленный, как человек под действием опиума, но полностью неподвижный.
Хорошо.
Анник села на корточки и в последний раз ощупала инструменты. Она пройдет в рану сквозь входное отверстие. Это уменьшит вред и очистит рану. Взяв длинный тонкий пинцет, она молча подвинула Грея и села под другим углом.
Ее левая рука надавила на маленький бугорок пули. Ладонь ощупала долины и возвышенности ребер. Потом она дважды щелкнула пинцетом, разминая пальцы.
Теперь задело. Быстро. И без колебаний.
Анник глубоко вздохнула и осторожно вошла в рану. Вперед. Слегка раздвинула пинцет. Дальше. По следу пули в мышце. Теплая кровь текла у нее между пальцами.
Вперед. Дальше. Металл. Ее добыча. Открыть пинцет. Тихо, тихо. Подцепить. Маленькая скользкая твердость. Сжать пинцет. Да! Пуля у нее. Вынуть. Теперь быстро. Теперь можно. Пациент задержал дыхание. Мышцы шеи, груди, рук были будто сталь. Голос рядом с ней отдавал решительные приказы о стене темноты, прочной, словно кирпичи.
Анник покатала шарик на ладони. Свинец плоский от удара в ребро, хотя не гладкий. Кусочка не хватало. Нужно вернуться. Недостающий кусочек наверняка остался где-то возле ребра. Она должна пройти глубже, чтобы найти его. Скользнуть внутрь. По старому пути. Глубже. Пациент тяжело вздохнул. Шевельнулся, Держать его – не ее забота. Надо думать о металле.
Эйдриан успокоился. Хорошо. Кровеносные сосуды над и под ребрами. Между ними. Она ищет твердый кусочек там, где он не должен быть. Так… Осторожно… Мягко… Хрупкий кусочек пули застрял у боковой части ребра. Но место – хуже и быть не могло. Рядом артерия. Совсем близко. Смертельно близко.
– Не дышать, – приказала она.
Мышцы под ее рукой были каменными. Их била мелкая дрожь. Осколок находился перед артерией. Пульсирующей. Только бы он не двигался. Она скользнула вперед. Она должна сделать все без малейшего давления.
Анник сжала пинцет и очень-очень бережно вынула остаток пули. Она сразу приложила один кусочек металла к другому. Все на месте.