Время обволакивало ее. Она кружилась в бесконечном морском водовороте. Когда непонятная тяжесть исчезла, ее обхватила и приподняла мужская рука.
– Выпей это.
Грей. А выпить он предлагал кофе. Очень сладкий кофе.
– Я не кладу так много сахара. – Анник тряхнула головой, раздосадованная, едва проснувшаяся. – Слишком много.
Но она выпила, потому что Грей поднес чашку к ее губам и ждал, пока она это сделает. Затем он прижимал ее к своей груди, когда она снова погружалась в черноту. Как будто упала в него.
За темнотой наступил период бессмысленной удовлетворенности и заурядных дел, ничего важного. Она ходила, стояла или сидела. Грей был рядом, указывая, что делать, руководя ею в моменты неистовых водоворотов. Потом она ложилась и спала, на земле или в постели, где бы он ее ни положил.
Однажды Анник проснулась на мягкой кровати, рядом спал Грей, положив на нее руку, тяжелую, расслабленную. Внезапное желание заставило ее повернуться к нему, и она начала прижиматься к его телу, снова и снова.
Он проснулся.
– Спокойно, Анник. Ты видишь сон. – Он быстро отодвинул ее, прошептав: – Ты красива, Лисенок. А теперь спи. Просто спи.
Но Анник не отпускала его и вдруг почувствовала экстаз, разорвавший ее на тысячу кусков. Она закричала, потому что вся тысяча ее осколков упала в теплый наркотический океан.
Потом она долго была в карете, солнце грело ей лицо. Он держал ее и медленно гладил по спине. Хорошо бы он продолжал это бесконечно. Она соскользнула вниз, чтобы устроиться на его коленях. Теперь он может гладить ее везде.
Его пальцы ласково пробежали по ее лбу к волосам. Этого недостаточно. Анник перевернулась, подставляя ему живот.
– Прямо кошка.
– Она этого хочет, – сказал Эйдриан. – На некоторых опиум действует именно так. Когда-нибудь она сделает мужчину безумно счастливым.
– Не тебя, – ответил Грей.
– К несчастью. Это не мой флаг она поднимает на мачту, не так ли? Почему бы тебе не порадовать ее разок-другой? И пусть она заснет счастливой. Она потом не вспомнит.
– Почему бы мне не выкинуть тебя в ближайшем поле и не позволить идти домой пешком?
– Я могу найти другой способ.
– Заткнись, Эйдриан.
– Люди вроде тебя всегда это усложняли. Она снова приходит в себя.
– Черт! Ты прав.
Вселенная покачнулась.
Она приподнялась и услышала, как Грей приказал:
– Сделай половинную дозу. Или еще меньше.
Стакан с питьем, очень горьким. Анник не хотела его брать, потому что они давали ей опиум, но выпила. Она еще не проснулась, чтобы бороться. Потом Грей опять позволил ей лечь ему на колени.
– Теперь спи. – Он устроил ее на сиденье. Она прижалась к его руке, стараясь почувствовать ее у себя между ног, а та продолжала ускользать. – Ты хочешь спать. И больше ничего.
Она падала в темноту. Слова падали за ней, тая как снежинки на ее коже.
Лицо у нее было влажным, что ужасно смутило ее. Она в карете, Грей шлепает ее по щекам. Почему она такая влажная?
– Мне бы не хотелось, чтобы вы это делали. – Она попыталась отвести его руки. – Это излишне и очень невежливо.
– Проснитесь. – Он снова шлепнул ее. Не больно, хотя это не было и легким похлопыванием.
– Я проснулась.
Она ухватила его запястье, чтобы он больше не мог ее шлепнуть. В голове стоял туман. Это Грей. Он с ней в карете и будит ее. Где они?
– Хватит меня бить. Я уже проснулась.
– Хорошо. Мне нужно, чтобы вы не спали. Анник, жандармы собираются остановить карету. Нет, не засыпайте. Вам нужно проснуться и разговаривать с ними. Вы сможете?
Она прижала ладони к вискам. Жандармы? Значит, она во Франции. Грей… Он – английский шпион, а Леблан охотится за ней, жаждет ее смерти. Он послал сюда жандармов.
Ей не удавалось сосредоточиться.
– Жандармы?
Грей перешел на немецкий:
– Вы можете стать баваркой? Мы должны говорить по-немецки. Вы сможете?
Ужас прогнал остатки сна. Это не Грей. Совсем немецкий голос. В карете рядом с ней был человек, похожий на Грея, с его запахом, теплотой, одеждой, который был не Греем.
– Проснись и разговаривай со мной. Быстро, Анник. Она приложила руку к его рту. Она узнала его губы, щетину, его щеки, его запах. Но голос не его.
– В чем дело?
Его слова, а голос – нет. Грей, разговаривающий по-немецки. Это непостижимая ошибка. Голос ей совершенно не знаком. Она была одна в темноте.
– Все в порядке. Я уже проснулась. – Анник тряхнула головой.
Чего не следовало делать, ибо перед глазами у нее все поплыло. Его голос изменился. Вот и все. Но это Грей. Потом она услышала нестройный шум вооруженных людей. Сны и явь слились воедино. Она должна проснуться. Он Грей. Не паниковать, как глупая школьница. Грей был маяком в хаосе. Она будет делать, что он скажет, верить ему, а думать позже.
– Я буду говорить по-немецки. – Даже с его произношением это нетрудно. Так говорили в деревне, где она жила, на полпути между Мюнхеном и Зальцбургом.
– С этого момента говорим только по-немецки, Анник. Вас зовут Аделина Грау. Я ваш муж Карл. Мы женаты шесть месяцев. Эйдриан – ваш брат, Фриц Адлер. Ваш близнец. Вы из Графинга. Я профессор Мюнхенского университета, еду в Лондон читать лекции в Королевской академии. – Он что-то надел ей на палец.
Кольцо. С гладким кабошоном. Должно быть, его носил Эйдриан. Она повернула камень внутрь, теперь золотой ободок выглядел обручальным кольцом.
– Аделина. Карл. Мой брат Фриц. – Она делала это уже сотни раз. Сотня историй. Сотня разных людей. Она может сделать все, что от нее требуется. – Кучер?
– Черт! Да, Йозеф Хейлиг. Он работает у меня десять лет.