– С первого дня ее приезда во Францию. Могу показать вам донесения, присланные ею двадцать лет назад. Она всегда была нашей.
– Моя прекрасная Люсиль? Такого не могло быть. – Сулье раздвинул шторы и долго смотрел в темноту. – Люсиль… Она была лучшим, что имела Франция. Я не понимал, что она была лучшим, что имела Англия. Она была… как луч света. Не просто заурядной красавицей. Я был одним из многих, кто любил ее.
– Мне говорили, она была выдающейся женщиной.
– И она принадлежала Англии. Мы станем посмешищем для всей Европы, если об этом узнают.
– Узнают. Такое всегда становится известным. – Задернув штору, Сулье усмехнулся:
– О, Люсиль, как бы ты смеялась, увидев меня таким удивленным. Боже мой, но я доставлю себе удовольствие, когда буду рассказывать об этом Фуше. Это станет платой за многие неприятные моменты, которые я имел с ним. – Прихрамывая, он вернулся к своему креслу. – Моя прекрасная Люсиль. Теперь вы скажете, что она была англичанкой… Да, я вижу, скажете. Этого довольно, чтобы взрослый человек заплакал, представив, как много наших секретов утекло к вам сквозь ее красивые пальцы. Сколько мне предстоит трудов, чтобы выяснить это недоразумение. – Он сел в кресло, бормоча: – Господи Боже мой, чего только не знала эта женщина? Теперь я буду занят несколько месяцев. Анник, подойди ко мне.
Сулье много лет был ее защитником и учителем. Она взяла его за руку и посмотрела на него.
– Те секреты, которые ты собирала для меня… носила туда-обратно в свое красивой головке… Все они в руках британцев, да? – Она кивнула. – Ты была двойным агентом, даже будучи ребенком?
Притвориться, что она лгала ему всю жизнь, что играла роль для Вобана, Рене и Франсуазы… Есть ложь, которую невозможно произнести.
– Я понимаю. Люсиль тебе не сказала.
– Анник всегда была нашей, – ответил Грей. – У меня есть донесения, которые она писала до того, как научилась говорить.
– Без сомнения, писала, но я не думаю, что Лисенок посылала их вам. Нет. Давайте оставим это. Видит Бог, я не жажду ее крови. Я все еще думаю о возможности защитить ее. – Она могла только молчать. Изобретательность Сулье безгранична. – Увы, Анник, мы не очень хорошо обращались с тобой, да? Вобан делает тебя ослом для своего безумного груза. Леблан угрожает тебе ножами и пистолетами. Я был далеко и не нашел тебя вовремя. Ты бежала к людям своей матери вместо меня, и я потерял тебя навсегда. Леблана нужно убить, и не один раз. Я попытаюсь. А Пьер, твой отец?
– Наш, – сказал Грей.
– Черт возьми, это не должно стать известным. Пьер Лалюмьер – одна из жертв революции. Человек страстных идеалов. Если бы он не умер таким молодым, возможно, было бы меньше кровопролития в то время, которое мы все хотим забыть. Не говорите мне, Грей, что он был англичанином.
– Боюсь, что так.
– Никогда бы не поверил. Такой просвещенный ум. Теперь вы скажете, что Вольтер и Расин окончили ваш Оксфорд. Не говорите. Я не хочу знать. Жизнь полна разочарований. – Сулье понизил голос. – Признаюсь только между нами: я не жалею, что Вобан преуспел в своей последней глупости. У Наполеона появился вкус к грандиозным играм, к чему следовало отбить охоту. Нашему первому консулу не везет на море. Забирайте ее и уходите, Грей. Она ваш агент и неприкосновенна. Она сведет вас с ума.
– Я отдаю вам Леблана, аккуратно избавьтесь от него. Мы квиты.
– Напротив. Я недоволен таким поворотом событий. Я потерял великолепного молодого агента, изобретательного, одаренного, а теперь еще должен заменить главу подразделения центральной Франции, хотя он был фурункулом на теле и слишком глупым для своей должности. Я получил единственную компенсацию. Мне уже не придется развращать мою девочку, чего я очень не хотел.
– А смертный приговор Фуше?
Сулье отмахнулся:
– Можете считать его аннулированным. Он должен был прекратить утечку секретов. Теперь для этого слишком поздно.
– Хорошо. Тогда я отменяю свои, – ответил Грей.
– Мы не убиваем агентов друг друга, вы и я. – Сулье встал, тяжело опираясь на трость. – Слишком много крови на шахматной доске Игры. Мы уже не отличаемся от жестоких военных, которые усеяли поля Европы телами несчастных молодых людей. Анник, поцелуй меня и уходи. Наши отношения стали настолько запутанными, что даже француз не может их распутать. Позаботься о том, чтобы нам больше не встретиться, раз мы теперь враги.
– Я постараюсь вас остерегаться, Сулье. – Она поцеловала его в щеку, как делала уже тысячу раз. – Я буду по вам скучать.
– Иди с Богом. Он сейчас не моден в Париже, но в свое время, несомненно, вернется. – Он вздохнул. – Пожалуй, я еще раз подумаю обо всем этом и выпью бокал вина перед тем, как лечь спать.
Карета, принадлежавшая британской разведке, ждала их перед очаровательным городским домом Сулье.
– Я не знаю, как себя чувствую. – Анник сидела рядом с Греем. В этот момент ей было не важно, куда они ехали. – Странно, что Леблан уже не пытается меня убить.
На переднем сиденье лежал сверток с черной шерстяной одеждой. Когда Грей развернул его, это оказался длинный шерстяной плащ, какие носят сельские женщины. Он заботливо укутал ее, и лишь теперь она заметила, что до сих пор дрожит.
– Я дрожу, как заварной крем. Я совершенно бесхарактерная.
– Я не виню тебя. Этот человек – холодный, расчетливый ублюдок.
– Не возражаю, чтобы Фуше убил его. Отличная мысль.
– Я имел в виду Сулье, – сухо ответил Грей.
– Сулье? Но ведь он предстанет перед Фуше и будет рассказывать ему сказки, чтобы спасти мне жизнь. Он рискует своей карьерой и, возможно, собственной жизнью. Вы не должны винить его за то, что он со мной не деликатен. С агентами не деликатничают.